О чужестранец, поведай спартанцам о нашей кончине;
Честно исполнив закон, здесь мы в могиле лежим
Симонид (надпись на памятнике трехстам спартанцам)
* * *
Ху-х… Как тесно… сжимают грудь доспехи. Словно каменные объятия … циклопа. Нет сил… расправить плечи и… наполнить… прохладным, морским воздухом легкие, разрывающиеся после лютой… сечи. Мне … тесно так и… жарко. Да…
Ты… никогда не задавался вопросом, Михаил, может, мы не тем здесь занимаемся? А? Все. Стоим, прижавшись плечами друг к другу, мнемся с ноги на ногу, гремим мечами и латами и не слышим ничего, кроме собственного дыхания да шума приближающегося врага. Скрипим зубами и до боли, до судороги сжимаем древки копий и рукояти мечей. Наши запястья тверды как камень, а фаланги пальцев побелели и даже не разгибаются от напряжения! Заметь, заметь, дружище, на расстоянии стадии от нас, врезаясь в облюбованные мхом валуны, плещется море, но мы даже не слышим его! Как не слышим и песню ветра, славящего свободу над склонами гор, и крики хищных птиц, пророчащих славу героям. Мою грудь доспехи сжали так, что я лишь маленькими глотками могу наполнить ее воздухом. Соленым от тления водорослей воздухом.
А волны, смотри, как играют солнцем зеленые волны Эгея! Словно в радостном танце, восторженно мерцают сотни бликов на его поверхности. Как резвящиеся дети, они танцуют и празднуют жизнь, замирая лишь на миг, пока белокурое пышное облако, приплывшее из-за горизонта, протрет собою солнце. Ты не завидуешь им? Нет? А облакам? Напрасно. Сейчас ими любуется Гелиос, взирая с колесницы, а вечером, быть может, их видом будут наслаждаться все остальные боги. А облака с учтивой благодарностью будут внимание их принимать. Ты не завидуешь им? Нет?
Не надо! Не надо, Михаил, я знаю сам! Я знаю все. Не в первый раз стою на поле брани. Не новобранец все-таки перед тобой, а ветеран! Испытанный судьбою многократно. В победах и сраженьях, воин Спарты! Да-да, я в курсе, что нельзя, ни в коем случае нельзя, позволить хандре и слабости взять контроль над телом и разумом. Что это начало гибели… Но дело в том, все дело в том, что… Дело в том… Ты знаешь что меня печалит, Михаил? – То, что сейчас, здесь, перед лицом смертельной опасности, перед верной гибелью я не могу, сколько не силюсь, не могу вспомнить из своей жизни ничего кроме… тренировок. Лишь годы тренировок, сражений и снова тренировок. Будто ничего в ней больше и не было! Ни отдыха после невероятных побед, ни радостей общения с любимыми женщинами. НИЧЕГО! Словно, все эти годы меня окружали лишь серые стены казарм, да пыльные, истоптанные маневрами поля. Устал я, Михаил. Устал от всего этого.
И не смотри на меня так. Не смотри. Я знаю, знаю, - все вы, ребята, считаете, да и считали всегда меня странным и, может быть, опасным парнем. Мои взгляды на жизнь вам непонятны и неинтересны. Да я особенно и не рассчитываю на понимание. Нет. Просто, знаешь, отправляясь в царство Аида, мне бы хотелось захватить с собой на ту сторону реки забвенья воспоминания не о тяготах солдатской жизни, не об упоении кровавыми схватками а… ну… вот, хотя бы, смотри: в десяти шагах от нас. Цветок! Растрепанный, покрытый слоем пыли и песка, но уцелевший цветок! Уцелевший, не смотря ни на что! Невероятно, слышишь! Его не затоптали в пылу сражения, не завалили изрубленными трупами… Словно символ другой, спокойной и прекрасной жизни, он, вопреки всему, еще живет и дарит нам свой аромат! Свою красоту и неповторимость. Да, мой друг, да! Это и есть то чудо, которое я хотел бы пронести в своем сердце через Стикс - запыленный, но уцелевший цветок. Невероятно.
И я не струсил, слышишь, не струсил! В груди моей как и всегда бьется сердце льва. Отвага и несокрушимость – вот как зовут меня! И я готов. Готов к сраженью, к славе, к смерти – к чему угодно! К любым лишеньям и испытаньям во славу Греции! И давай оставим все эти разговоры на потом. А пока же... встань ближе, друг мой. Еще ближе. Я хочу… почувствовать твое плечо. Спасибо…
Ты слышишь шум? Сзади и спереди от нас. Это тысячи персидских ног выбивают пыль из Фермопил. Десятки тысяч ног. Им… им, все-таки, удалось нас окружить! Вот так. Невероятно. В кольце противника триста спартанцев во главе с царем Леонидом. Триста бойцов Лаконики против тридцати тысяч персов! Да! – Пожалуй, славное будет сражение. Бьюсь об заклад, сам Арес придет, взглянуть на это зрелище! Прекрасно… Эх, если б не предатель, если б не эта грязная собака, мы б… мы б положили у этого прохода всех до единого!… Но поздно причитать и будем благословлять богов уже за то, что все союзники успели отойти. А мы… Мы не отступим никогда! Воины Спарты уходят с поля брани либо с победой, либо с вечною славой! И никак иначе! Да будет так!
Слышите, братья? – как сбивчив и неровен их шаг. Идут, словно победа уже досталась им без боя. Ха! Смешные и глупые комедианты! Идут и ждут, чтоб сам царь Леонид к ним вышел на поклон, признав свое бессилье. Ха-ха! Ха-ха, ха-ха! Они еще не знают, как бьется в груди спартанца сердце. Узнают точно! Ну-ка, товарищ, брат мой, Михаил, делай как я: мечом о щит с биеньем сердца вместе. Джа-джа! Еще раз: Джа-джа! Хорошо! Джа-джа! Отлично! Джа-джа! Остальные! Джа-джа! Ха-ха. Джа-джа! Превосходно!!Джа-джа! Смотри, как вытянулись Джа-джа их лица! Джа-джа Словно пред ними Джа-джа все войско Ареса Джа-джа в один момент из-под земли возникло Джа-джа, а не всего лишь триста Джа-джа отважных Джа-джа лакодемлянина. Джа-джа! Вот так. Джа-джа. Вот так! Джа-джа! Вот так!! Джа-джа. Вот так!! Джа-джа! ХВАТИТ!!! Джа-ж-шш...
Смотри, мой друг, смотри - клинок, которым я как ты, как все мы мгновение назад ритм сердца отбивал… по-твоему это простой спартанский меч? О, да. И так, как на любом, любом другом спартанском мече, на самом его кончике, едва заметная, вот здесь, есть точка. Ты знаешь имя этой точки? – Доблесть. Вложи меч в ножны, оп! – и Доблести простыл и след. Вновь оголи и снова на расстоянии удара лишь маковое зернышко отметит ее. Да. Но стоит тебе движеньем смелым разрезать воздух перед лицом врага, как сотни, слышишь, - сотни мелких точек сольются в линию. Стремительную, словно молния богов! Вот так!
Я объясню тебе сейчас, что помогает мне не бояться смерти и сражения с великой силою, превосходящей в сотню раз нас по количеству. Все очень просто: лишь персы подойдут к нам на расстояние удара, как я и ты, и Леонид, мы все в одном порыве стеною перед ними выстроим Доблесть. И сквозь нее им не пройти не шагу до тех пор, пока жив хоть один спартанец! Верь мне, - наша доблесть отнимет силу и решимость у каждого из них. Я в это верю, я это знаю, это - правда. Как правда то, что колесница Гелиоса и завтра, после сраженья нашего и гибели пройдет над Грецией.
Мы сляжем здесь все до единого. Да-да. Залитые своею и чужою кровью, изрубленные в месиво, зубами вцепившиеся в икры ближайшего врага. Но памятник нам нами же воздвигнутый из Доблести переживет и нас, и Грецию, и персов, и БОГОВ! Поверь мне, Михаил – все это правда.
Встань крепче, друг мой, - они близко. Встань крепче. Всего по сотне на каждого!
